Об английском первопечатнике Кэкстопе в книге говорится гораздо больше, чем о событиях Столетней войны, а Чосеру уделено больше внимания, чем битве при Кресси. Однако и после этого народные низы все еще оставались в целом вне поля зрения исследователей. Либеральные историки продолжали использовать совершенно абстрактное понятие «народ», весьма ограниченное по содержанию и крайне обедненное. В этом нас легко убеждают многочисленные примеры, когда эти историки, отождествив «народ» с третьим сословием (респектабельными обладателями собственности), вынесли за скобки «четвертое», или «низшее», сословие (включив в него подмастерьев. поденщиков, носильщиков, грузчиков, уличных торговцев и т. поденщиков, носильщиков, грузчиков, уличных торговцев и т. п в городах и батраков, работных людей рассеянной мануфактуры — в деревне), то есть значительную, если не преобладающую, часть «простонародья».

Но даже в тех, отнюдь не частых случаях, когда «четвертое» сословие исследователи включили в состав «народа», как это сделал демократически настроенный французский историк Ж. Мишле, они затемняли его специфические мировоззренческие установки и тем самым емкое понятие «народ» практически оставалось абстракцией. Что же касается таких реакционно настроенных историков, как Э. Бёрк и И Тэн, то они не скрывали своего презрения и ненависти к мятежному «четвертому» сословию, превратившемуся в ходе Французской революции 1789—1793 гг. из законопослушных подданных в революционных ниспровергателей устоев векового порядка вещей. . В этой связи достаточно вспомнить труды таких советских историков, как П. П Волгин, С Б Кан, В М Лавровский, Б Ф Поршнев, Ф В Потемкин и др., заложивших фундамент для обширного и наиболее плодотворно работающего в этой области направления советской историографии.